22 сентября начался судебный процесс по уголовному делу в отношении бывшего генерального директора завода “РУМО” Юрия Чадаева, который обвиняется по печально известной 159-ой статье УК РФ (“Приготовление к мошенничеству”), а также по ряду других статей. Из оглашенного обвинительного заключения вина Чадаева не представляется очевидной. По крайней мере, по основным эпизодам.

Согласитесь, завод не смотрится преуспевающим.

Фото с content.gorky.tv 

Вызывает крайнюю обеспокоенность нахождение подсудимого в СИЗО ввиду его плохого состояния здоровья. Сразу возьму быка за рога: дело представляется заказным и кому-то очень выгодна смерть пожилого и больного человека в застенках.

У нас сложилась точка зрения о том, что в четырехугольнике – судья, обвинитель, защита и подсудимый – сами во всем правильно разберутся, а общественности достаточно знать то, какое наказание получил подсудимый. По-моему, это совершенно не так. Реально нужна судебная журналистика, которая бы сигнализировала обществу, например, о порочности исторически сложившихся порядков в системе. Ведь в случае с Чадаевым очевидно, что его нахождение в СИЗО – это фактически смертный приговор до приговора суда. Судья отдает себе отчет о состоянии его здоровья, но подсудимый находится в следственном изоляторе, а не под домашним арестом, не являясь опасным человеком для общества.

О сути обвинения. 159 статья УК РФ очень коварная. На слух представляется, что подсудимый – это исчадие ада, а когда материалы дотошно изучаются, то порой становится ясно, что схема следователя вырвана из контекста реальной хозяйственно- экономической действительности и представляет лишь плод изощренно-подозрительного ума следователя. Именно так обстоит дело с обвинением Юрия Чадаева.

Теперь кратко о том, в чем обвиняется Чадаев? В течении почти 6 лет, с 2008 по 2014 год подсудимый, по версии следствия, многократно использовал мошенническую операцию, которая состояла в следующем. Являясь акционером завода “РУМО”, членом совета директоров предприятия, заместителем генерального директора по экономике и финансам, подсудимый вместо того, чтобы кредитовать предприятие в коммерческих банках, привлек к кредитованию завода свою жену. В дальнейшем он, используя свои должностные полномочия, способствовал тому, чтобы эти кредиты не возвращались, а задолженность “РУМО” перед семьей Чадаевых искусственно накапливалась. В дальнейшем он консолидировал долги завода по ряду договоров и, пользуясь доверием генерального директора “РУМО” Егорова, заключал ипотечный договор, где залогом выступала заводская недвижимость, которую сам же Чадаев и оценивал в разы ниже рыночной стоимости. Добиваясь того, чтобы суммы долгов превышали залоговую стоимость складов, цехов и прочих зданий. Далее ипотечные договора регистрировались. А потом Чадаев в судах выигрывал процессы по невозврату ему долгов со стороны завода. После этого в 2015 году Чадаев был арестован, что помешало ему забрать у “РУМО” заводскую недвижимость в свою личную собственность по ценам в разы ниже рыночной, чем он мог нанести ущерб, как подсчитало следствие, в 249 миллионов рублей.

Это тот редкий случай, когда мошенник не похищает средства, а вкладывает их в похищаемое. В итоге, Чадаев и его семья потратили на хозяйственную деятельность завода более ста миллионов рублей, обратно их не получали, тем самым потеряв крупные средства. И Чадаев за это еще и сидит в СИЗО, находясь под судом. Для кого-то это очень выгодно: нахождение крупного кредитора под стражей, а еще бы лучше реализовался сталинский принцип: нет человека – нет проблемы.

Прежде, чем опровергнуть логику следствия во всех деталях, я бы хотел уточнить следующее. Речь идет не о государственной или муниципальной собственности, а об акционерной собственности физических лиц, партнеров по бизнесу. Тут мы имеем дело с финансово-экономическим оборотом частных структур. И правоохранители вдруг встают на одну сторону и против другой стороны. С чего бы это? Другая сторона, генеральный директор “РУМО” Егоров самолично в течении ряда лет подписывал вышеупомянутые ипотечные договора, то есть соглашался на действия Чадаева, санкционировал их, знал существо сделок. И вдруг выясняется, что его уговорили, воспользовались его доверием. Не надо идти в генеральные директора, раз такой доверчивый, а за все надо нести ответственность.

Приведу, может быть, не совсем корректную аналогию. В блокадном Ленинграде люди за буханку хлеба отдавали произведения искусства. Вот, человек за буханку хлеба отдал картину Рубенса, хлеб съел, выжил в критический момент, а потом побежал жаловаться. Мол, тут один негодяй за буханку хлеба забрал у меня Рубенса. Верните картину, она стоит миллионы, а хлеб – копейки. А еще лучше, посадите его, чтобы у него не было возможностей претендовать на картину. Не похоже ли это на ситуацию вокруг Чадаева? Тот кредитовал завод на выплату зарплаты, все были рады и довольны, а потом дело дошло до выплаты кредитов, и тут выяснилось, что Чадаев – мошенник и негодяй.

Чадаев, видите ли, убедил Егорова. Что значит убедил, как это можно сделать? Что значит убедить в экономике? В договоре все условия, расписаны. Егоров подписывал массу аналогичных договоров в течении ряда лет под гипнозом? Он подписывал не глядя или давал Чадаеву пустые бланки со своей подписью? Это какой-то абсурд следствия. Генеральный директор, являясь одним из акционеров завода, не мог не знать, что из себя представляла залоговая масса в виде цехов и складов.

Теперь о странной логике обвинения. Следователь считает, что завод имел возможность кредитоваться в коммерческих банках. А так ли это? Предприятие явно убыточное. Кто даст кредит на выплату зарплаты? Только под гарантии правительства области, а оно гарантию не даст. Завод, видимо, был уже закредитован. Плюс Чадаев кредитовал “РУМО” по божеским ставкам, а банки из-за рисков накрутили бы проценты раза в два больше, если уж на то пошло. Чтобы бросать такие доводы с легкостью, следствию надо было бы понять истинное положение дел на заводе.

Чадаеву ставится в упрек то, что он кредитовал завод под проценты. А что в этом необычного? Предприятие не генерировало прибыль, из которой можно было бы инвестировать на пополнение оборотных средств. Тогда акционер идет на кредитование из личных средств под проценты. Нормально. Предприятие не возвращало долги семье Чадаева, в этом видят злой умысел подсудимого. Но предприятие было не в состоянии расплачиваться по кредитным обязательствам. “Тумбочка” была пустой. Были оформлены договора ипотеки под залог имущества. А что в этом криминального? Инвестиции из прибыли не обязательно имеют возвратный характер. Не всегда удается “отбить” эти средства из-за проблем предприятия. А по кредитам всегда надо платить.

Ясно, что Чадаев заключал для гарантии возврата кредитов договора с залогами. Ему инкриминируется, что залоговую цену определял он сам, и она была в разы меньше рыночной. В качестве залога выбирался некий единый имущественный комплекс – здание. По рыночной цене залог превышал кредит в разы. Но часть здания в качестве залога не годилась. Поэтому Чадаев ставил залоговую цену, соотносимую с величиной кредита. Все равно ипотечный договор в случае невозврата долга не подразумевает передачу кредитору залога. Речь идет о продаже залоговой массы и выплат из поступившей суммы этого кредита. Тут больше, чем Чадаеву должны, он не наварится. Наконец, речь идет о том, что Чадаев заранее придумал эту мошенническую схему, чтобы ограбить завод. Тогда, до внесения кредитов он должен был точно знать, что Егоров ему будет много раз подписывать договора ипотеки. Как он мог это знать? Только договорившись с Егоровым “на берегу”, до того, как начал инвестировать средства. И убеждать Егорова в ходе реализации якобы преступной схему не требовалось.

Общий вывод: Чадаев вложил в хозяйственную деятельность завода большую сумму личных живых денег. Это на входе. На выходе он получал, по версии следствия, дорогостоящие объекты недвижимости. Но как превратить эти здания в “живые” деньги обратно? Здания старые, на территории завода частично. Есть недострой с готовностью 60%. Кому нужен этот неликвид? А следствие уже все сосчитало в живых деньгах, которые были вроде как готовы капать в карман подсудимому. Это вообще не из экономики.

Таким образом, несостоятельность обвинения очевидна по каждому шагу якобы криминальных действий подсудимого. Почему же прокуратура, в лице заместителя прокурора Нижегородской области Константина Жилякова утверждает такое обвинительное заключение? Жиляков с 2008 по 2013 годы был прокурором Ленинского района Нижнего Новгорода, где и располагается завод “РУМО”. Именно в эти годы формировалась задолженность предприятия перед трудовым коллективом. И этот вопрос входил тогда в компетенцию Жилякова. Было ли тогда известно, что на “РУМО” не платят зарплату рабочим или это скрывалось, чтобы прокурору беспроблемно жилось? Теперь же Жиляков разбирается с Чадаевым, да и с Егоровым тоже, по старым “концам”, которые надо “зачистить”? Очень неприятная ситуация с неким личным подтекстом, вплоть до мести?