Оглашенное в суде обвинительное заключение в отношении экс-мэра Нижнего Новгорода Олега Сорокина по эпизоду похищения человека не убедило меня в том, что следствие было проведено законно, объективно, всесторонне и полно. Остановлюсь на том, что в фабуле преступления вызывает у меня либо неприятие, либо недоверие, либо сомнение.

Фото kommersant.ru

Сорокин от имени государства обвиняется в пособничестве совершенных должностными лицами действий, которые явно выходят за пределы их полномочий, а также в похищении человека. Сотрудники ГУВД Евгений Воронин и Роман Маркеев, а также их неустановленные коллеги, по версии следствия, нарушили закон о милиции и закон об оперативно-розыскной деятельности. Полковник Воронин разработал план оперативного эксперимента с нарушением законов, дал преступный приказ капитану Маркееву и неустановленным лицам. А также в период с 21 апреля по 26 апреля 2004 года в здании ГУВД договорился с Сорокиным о том, что тот предоставит для оперативного эксперимента автомобиль “Мерседес”, а также лично примет в нем участие для оказания психологического давления на Александра Новоселова. По данным оперативников, тот мог обладать информацией о заказчиках покушения на убийство бизнесмена Сорокина, в рамках расследования которого и готовился ОРМ.

Воронин и Маркеев действовали чтобы преуспеть по службе, а Сорокин лично хотел получить информацию о заказчиках покушения на него. Кроме того, следствие полагает, что у Олега Сорокина было неприязненное отношение к охраннику Михаила Дикина Александру Новоселову.

Тут возникает масса вопросов. Не услышал в обвинительном заключении слов об организованной преступной группы – это уже хорошо. Видимо, следствие не могло не признать того, что целью ОРМ было раскрытие резонансного преступления, а не криминальное действие. Дальше с объективностью следствия все гораздо хуже. Начнем с того, что обвинение в пособничестве и похищении было предъявлено Сорокину через почти 14 лет после совершения данного преступления, после массы отказных следственных и прокурорских проверок, в тот момент, когда он находился под следствием по другому делу, более того, под арестом в СИЗО. В такой период ранее установленная невиновность вдруг часто превращается в виновность.

Следствие не может обойти заинтересованность Сорокина в раскрытии покушения на него. Но вместо того, чтобы всесторонне и объективно проанализировать взаимоотношения потерпевшего и оперативников, считает эту вполне объяснимую заинтересованность мотивом для совершения преступления. Добавив сюда для убедительности неприязнь к Новоселову, которого тот вряд ли достаточно знал, чтобы “кушать не мог”. С моей точки зрения, потерпевший, которого пытались убить, всегда находится в огромной морально-психологической зависимости от тех, кто занимается раскрытием преступления, даже в состоянии подчиненности их указаниям или просьбам. У оперативников есть масса возможностей для манипулирования потерпевшим, подчинения его воли своим замыслам. Например, сообщить о том, что есть информация о повторном покушении на его жизнь. Между тем, в обвинительном заключении Сорокин и сотрудники ГУВД предстают как равные стороны в “сговоре” и различие между ними лишь в должностных полномочиях или их отсутствии. Поэтому, одни превышают полномочия, а другой пособничает. Это говорит о полной необъективности следствия, которое ОПГ нарисовало в красках, но опасается об этом прямо говорить.

Участие Сорокина в ОРМ проходит как лично, так и путем предоставления автомобиля. По “Мерседесу” полковник Воронин обращается письмом к Сорокину. То есть легально и открыто. Участие Сорокина в ОРМ тоже открытое, он проходит по документам, хотя и засекреченным. Тогда как большая группа участников ОРМ – это неустановленные лица. Это означает, что Сорокину было объяснено, что ОРМ носит законный характер, все его участники находятся под защитой Постановления о проведении ОРМ, которое подписано генералом Цыгановым. Ясно, что все действия Сорокина при проведении ОРМ были ему продиктованы, а не носили спонтанного, самостоятельного характера. Он наверняка прошел инструктаж и не имел возможности отклониться от разработанного сценария. Как я понимаю, Сорокина стимулировали на участие в ОРМ тем, что Новоселов был представлен как непосредственный участник покушения, чуть ли не “богородский стрелок”.

Все это в совокупности доказывает, что Сорокин не являлся пособником работников ГУВД в превышении ими должностных полномочий, не являлся участником похищения человека, а осознавал себя лицом, которое защищает свою жизнь и безопасность от тех лиц, которые совершили на него покушение и, не достигнув своей цели, могли повторить оное.

Если говорить о доказательствах следствия в отношении Олега Сорокина, то очевидно, что оно основано только на показаниях потерпевшего Новоселова. Никаких других свидетельских показаний о том, что Сорокин бил Новоселова, что он брал топор, чтобы отрубить ему ногу, нет. Самого топора в вещдоках, надо полагать, тоже нет. Те данные о повреждениях, которые были нанесены в лесу Новоселову, изначально следствием были признаны не соответствующими действительности. Насколько я знаю, на медиков тогда было возбуждено уголовное дело за фальсификацию медицинских справок. Поэтому подсудимым не дают изучить вещдоки, чтобы он до суда не подняли шум, что никаких доказательств в деле нет?

Мы всегда должны оставаться людьми. Любой нормальный человек должен протестовать против применения пыток, против превышения полномочий должностных лиц. Я всегда осуждал работников ГУВД, которые вывезли Новоселова в балахнинский лес и оказали там на него давление. Требовал их наказания в полном одиночестве тогда, когда все СМИ молчали. Для меня всегда было очевидным личное участие Сорокина в данном ОРМ и вызывали только смех те доводы, что это был загримированный двойник. Я лично говорил Сорокину, что не сомневаюсь в том, что он был в балахнинском лесу лет за пять до возбуждения данного уголовного дела. И он мне отвечал: “А что мне было делать, речь шла о тех, кто готовил несколько покушений, и они ждали момента, когда я буду вместе с семьей”.

Мы всегда должны оставаться людьми. К концу апреля 2004 года прошло уже почти пять месяцев после покушения на Сорокина. Преступление не было на тот момент раскрыто. Как и что мог чувствовать себя любой человек на его месте? Можно ли считать себя и своих близких в безопасности, на что можно согласиться, чтобы дело было раскрыто? Учитывало ли все это следствие? Нет.

Поэтому для меня следствие Лагунова в принципиальном плане не отличается от оперативной работы Воронина и Маркеева. Тут тоже можно рассуждать о преступном приказе, о насилии над личностью, в виде ареста в СИЗО, что можно приравнять к пытке. В обвинительном заключении много говорится о гуманизме, о защите прав и свобод личности. Это все хорошо, но не из уст тех лиц, которые это вещают по делу Сорокина. Потому что закон об ОРМ защищает права оперативников тоже, а не только тех лиц, которые попадают под его действие. Там речь идет и о защите прав тех граждан, которые пострадали от преступлений подозреваемых, тех граждан, которые могут пострадать в будущем, если преступники не будут наказаны.

Я сочувствую Новоселову, но у меня всегда был к нему вопрос: если он знал о том, кто покушался на Сорокина, то сам он в момент проведения ОРМ не являлся преступником, который не сообщил известное ему в правоохранительные органы или Сорокину? Почему Новоселова просто не вызвали на допрос в ГУВД, а вот так повезли в лес? Считали, что он предупредит о имевшихся у оперативников подозрениях, что приведет к уничтожению улик? То есть, у него самого-то нет чувства вины или некой неловкости перед Сорокиным в этой связи, от того, что не пришел и не сказал: “Слушайте, Олег Валентинович, тут какие-то вопросы имеются, вам бы надо знать о них”. Глядишь, и не вывозили бы его в балахнинский лес, поступи он как законопослушный человек.

Для меня очевидно на процессе Олега Сорокина главное. Никому в очередной раз не нужны законность и справедливость. Как бы ни защищали Новоселова люди в масках, он тоже никому не нужен после приговора суда. А раз так, колесо беззакония еще многих намотает.