Заседание суда по уголовному делу экс-главы Нижнего Новгорода Олега Сорокина и бывших милиционеров Евгения Воронина и Романа Маркеева от 18 января показало, что судьей Екатериной Киследенко действительно реализуется план Б: срок рассмотрения дела, конечно, важен, но в приоритете сейчас видимость соблюдения законности и прав подсудимых.

Фото vgoroden.ru

Несмотря на явные черты новой тактики суда, не все в этом направлении идет гладко. Подсудимого Романа Маркеева второй раз подряд доставляют на заседание суда из больничного стационара СИЗО. Надо прямо сказать, что отношение к здоровью арестованных, а тем более подсудимых – это ахиллесова пята СИЗО, всей судебно-следственной системы, которая традиционно является негуманной, а то и репрессивной. И это при том, что во время судебного процесса на подсудимых, здоровье которых неизбежно подрывается длительным содержанием в следственном изоляторе, оказывается двойная, а то и тройная нагрузка. Их поднимают в 5 часов утра, примерно 3 часа они ожидают конвоя, потом в суде ждут начала суда в трудных условиях. Примерно то же самое происходит вечером после заседаний суда. И так три раза в неделю. Собственно, заседание суда – это развлечение для публики, а для людей в душном “аквариуме” без воды – это тяжелая работа и огромная психологическая нагрузка. Чуть ли не впервые в моей практике защита самым активным образом защищает “право подсудимых на здоровье”. Это очень правильно. Нельзя так негуманно относиться к людям, вина которых еще не доказана. Да и осужденные – тоже люди. “Система” не желает этого признавать.

На заседании от 18 января был закончен допрос потерпевшего Александра Новоселова обвинителем. После его допроса прокурором, судья предложила обвиняемым и защите задавать свои вопросы Новоселову. Мне показалось, что подсудимые и адвокаты в этот момент несколько растерялись. И стали передавать “мяч” друг другу, хотя к этому допросу Новоселова им следовало готовиться с момента возбуждения уголовного дела. Защита ходатайствовала о переносе допроса потерпевшего на 23 января. Судья сделала адвокатам этот “царский подарок”. Тем самым, показав, что реализуется план Б. Сейчас права подсудимых важнее “гонки лошадей”. Подсудимые и адвокаты получили время на согласование позиций и время на подготовку вопросов.

Допрос Александра Новоселова защитой должен показать реальную силу адвокатов, которые обычно сильны в процедурных, технических вопросах, когда надо написать 80 ходатайств, и слабы, когда надо опровергнуть доводы обвинения по существу. Этому есть логичное объяснение: большинство адвокатов – это бывшие работники милиции, следователи, прокуроры. У них у самих в крови обвинительный уклон, а не инстинкт защиты клиента. Адвокатам при этом нужно держать в голове и фактор времени, который все-таки никто не отменял. Для подсудимых было бы идеально, если бы допрос Новоселова их стороной затянулся недели на две с помощью всех и всяческих ухищрений.

Что касается допроса Новоселова прокурором, то он был проведен по шаблону. Обвинитель попытался показать, что Новоселов находится в твердой памяти относительно событий 14-летней давности. Он подробно рассказал, как он был одет в тот злополучный для него день 27 апреля 2004 года, как был одет в балахнинском лесу Олег Сорокин. Далее своими вопросами прокурор вывел Новоселова на то, что находившиеся в лесу люди представляли собой сплоченную группу, в которой были четко распределены роли. Также обвинитель попыталась через ответы потерпевшего определить вину каждого из подсудимых. Схематически это выглядит примерно так. Олег Сорокин знал то место, где будет происходить оперативно-розыскное мероприятие и прибыл туда чуть позднее первой группы Романа Маркеева на втором автомобиле. Сорокин сам вел допрос Новоселова в лесу и применял к нему физическую силу. Не препятствовал тому, что другое лицо применяло насилие к Новоселову. Он диктовал показания, которые должен был собственноручно написать потерпевший на имя областного прокурора. Роман Маркеев участвовал в захвате потерпевшего на площади Свободы. Присутствовал в балахнинском лесу, лично проводя видеофиксацию ОРМ. Консультировал Сорокина во втором автомобиле перед проведением ОРМ. Также участвовал в диктовке заявления на имя облпрокурора. Евгений Воронин договорился об участии Сорокина в ОРМ, а также в предоставлении им автомобилей для проведения акции. Он сообщил Сорокину перечень вопросов, ответы на которые интересуют следствие и оперативных работников. Воронин знал о результате ОРМ и встретил автомобиль с Новоселовым у здания ГУВД. Не оказал помощи потерпевшему, когда тот рассказал о похищении. Пытался удерживать Новоселова в ГУВД, склоняя к повторению данных в лесу показаний под протокол следователя. Обвинение пытается представить дело так, что Воронина и Сорокина интересовала одна и та же информация, что якобы подразумевало общий замысел на получение показаний против братьев Дикиных. Воронин и следствие в дальнейшем воспользовались теми данными, которые были получены от потерпевшего в балахнинском лесу. Вот в целом то, что прокурор типа “накопал” в процессе допроса Новоселова и что должны иметь в виду защита и подсудимые при формулировании вопросов потерпевшему.

Я всегда считал и считаю, что адвокаты – это “защитники права”, а сами подсудимые – это “защитники факта”. Попытки полностью спрятаться за адвокатов – это не совсем правильно. Ни Андрей Климентьев, ни Владимир Привалов в известных процессах, которые были удачными для них, этого не делали. Они сами играли ведущую роль в своей защите. Люди ждут от Сорокина, Воронина и Маркеева, что они покажут себя крутыми ребятами, как Климентьев и Привалов. Способными своей железной логикой (Сорокин) и профессиональными знаниями (Воронин и Маркеев) отбиться от страшных обвинений. От подсудимых, как я считаю, требуется, чтобы они были “первыми скрипками”, а адвокаты подыгрывали на дудочках и трубочках. Иначе, ничего не получится.

Я бы на месте защиты подверг недоверию рассказ Новоселова по его сути. И под эту линию формулировал бы вопросы. Я это вижу примерно так. Потерпевший, находясь с женой в маршрутке, заметил следующий за их автобусом “Мерседес” Олега Сорокина и даже назвал своей супруге номер машины. Перед ее выходом из автобуса он в тревоге попросил жену через пятнадцать минут перезвонить ему и убедиться в его безопасности или обратном. Что мы тут видим? Новоселов – это не “ботаник”, он из сферы охраны и безопасности. С женой вел себя доверительно. И это понятно. Она не случайная знакомая, не первая встречная, от которой неловко попросить помощи. Наверняка, он жене рассказал о допросе в ГУВД от 7 апреля 2004 года и словах Воронина об опасности со стороны Сорокина. Что мешало потерпевшему сказать жене: “Если через 15 минут я не отвечу на твой звонок, то звони по 02, звони Дикину, звони адвокату Наумову, бей во все колокола и сообщи о слежке из сорокинского “Мерседеса”!”. Это раз. Второе. У Новоселова была возможность сбить похитителей в лесу с толку, используя блеф: “Мы с женой видели вашу машину из автобуса, она все знает, я дал ей инструкции всем звонить и рассказать об опасности для меня, я вас клоунов в масках не боюсь, если я пострадаю, то вам конец, сдавайтесь, уроды. Я вам ничего не скажу, это вам скоро придется писать заявления прокурору, как товарищу Саахову из “Кавказской пленницы”!”. Думаю, что после этого весь допрос закончился бы доброй и славной “мировой”. Новоселова не пытают, он не пишет прокурору жалобу на похищение.

Что я хочу сказать? Кое-какие козыри были на руках Новоселова в той ситуации. И он не мог этого не понимать, ища спасения в критической ситуации. Достаточно было раскрыть рот и сказать похитителям, что они допустили ошибку. Все. Я не верю в то, что Новоселов, будь он не при делах, не смог бы поставить Маркеева, Сорокина и прочих перед серьезной проблемой выбора: свертывать ОРМ и разбегаться в разные стороны или нет? Вся психологическая картинка, нарисованная потерпевшим – страх смерти, готовность выполнить любой приказ – ложные абсолютно. Он же был 7 апреля Ворониным “предупрежден, а значит, вооружен” против подобных действий “охраны Сорокина”.

Полагаю, что дальше защите и подсудимым не составит труда разбить позицию потерпевшего и обвинения по частностям. Раз общее представляет собой “фэнтези”, в которое просто невозможно поверить.